(из фаталистического цикла «Гибель Квумпы»)

----------------------------------------------------------------------------------

Жила-была золотая рыбка.

Жила она в маленьком, но уютном аквариуме.

Аквариум стоял на столе канцелярии командира роты КВВМПУ.

Командир тот недавно перевёлся в Киев с Дальнего Востока, с просторов великого Края исторического тупика. Там он эту золотую рыбку и приобрёл.

Бывшая хозяйка рыбки, пьяная старушка-кореянка, пристала к нему на Второй Речке – купи, мол, да купи! Она, дескать, не простая, а волшебная, удачу приносит. Не из суеверия, а исключительно из жалости к пьяной немощи корейской бабушки золотая рыбка оказалась в надёжных военных руках.

И вскоре случилось настоящее чудо. Колёсики кадровой машины ВМФ СССР как-то нестандартно крутанулись и случилось то, о чём молодой офицер мог только грезить, закрыв лицо руками: ему открылся шанс покинуть этот мыс напрасных надежд и перевестись на сухой берег Днепра, в город киевских тортов. Чем он решительно и воспользовался.

Вместе со своим хозяином, получившим должность командира роты курсантов Киевского ВВМПУ, получила должность и золотая рыбка. Она была назначена талисманом удачи, получила в награду новый аквариум и была с почётом размещена в ротной канцелярии, у командира на столе. Офицер так уверовал в её чудесное влияние на свою жизнь, что уделял ей забот и времени не меньше, чем своей роте, и кормил её, золотую, так изысканно и обильно, словно хотел раскормить до размеров сковородочного карася. Рыбка не возражала и радовала своего подопечного благодетеля весёлым нравом и хорошим аппетитом.

Так бы оно и шло – от удачи к удаче. Но!

Рядом жил-служил баталер. Это такой военный юноша, который не вполне курсант. Это полтора курсанта, или половина мичмана. Служебный гибрид с примесью завхоза. Он отвечает за судьбу коллективного обмундирования, всякого барахла, мыла с гуталином и наравне с командованием роты мучается вопросом – где бы раздобыть чего-нибудь ценного для морской службы на сухом берегу. За эти свои мучения он награждён связкой ключей и многими вольностями, недоступными для рядовых квумпарей.

Так вот, баталер тот вёл двойную жизнь. Днём – служебную, превращающую его из человека в складскую функцию, а после захода солнца им овладевала жизнь культурная, на которую требовались тонкие нервы.

В тот раз, в ту трагическую пятницу, время шло как раз к полуночи.

Уже прозвучала команда «Рота, отбой!» и тени квумпарей в синих трусах перестали шаркать сланцами по ленолиуму ЦП. Рота забилась в кубрики и вытянулась по коечкам. Можно сказать, легла в строй, в горизонтальный. Эхо, пустота и караульная служба – это всё, что осталось живого на тёмной стороне планеты.

Начальник дневального наряда, старшина 2 статьи с двумя золотистыми лычками на квадратных погончиках, вздохнул облегчённо и самым серьёзным образом решил, что можно и самому уже пойти забыться до утра под суконным одеялом КВВМПУ. Вот сейчас он даст распоряжение дневальному на тумбочке – разбудить его за час до общего подъёма бойцов – и пойдёт, ударится головой о подушку, и потеряет наконец-то сознание.

Однако поток его сладких помыслов был некстати перехвачен ноющим чувством долга, предтечей всякой инициативы. В том, что инициатива – это главная беда на Флоте, его не сумели убедить ни полтора года срочной службы на ЧФ, где ему выбили зуб, ни два года учёбы в Киевском Морполите, обильные на залёты и неприятности самых причудливых форм. Он продолжал оставаться деятельным, ответственным бойцом, который вопреки заветам отцов-командиров что ни день привлекал к себе внимание.

Будучи сегодня дежурным по роте, он владел связкой ключей от всех дверей, и даже от канцелярии командира. По службе он имел такое право – заглянуть туда в ночное время для проверки обстановки, а то мало ли чего. Ну, вот он решил и заглянуть, не предполагая, насколько это невинное действие может отдалить его от собственной, заслуженной подушки.

Там, на столе командира, стоял аквариум с золотой рыбкой. Она, сердешная, и являлась главным действующим лицом наступившей ночи. Ради неё дежурный по роте отклонился от прямого, верного пути, ведущего из гальюна в кубрик.

Шагнув через порог канцелярии, включив там свет, он тепло поздоровался с блестящей вертихвосткой и минуту-другую любовался ею, постукивал пальцами по стеклянным стенкам аквариума, улыбаясь над её изящными пируэтами. Рыбка очень нравилась ему, потому что напоминала собою одну знакомую, безответную красавицу из Института иностранных языков. Такая же гордая, изящная и так же норовит повернуться к тебе хвостом.

Поглазев таким образом на чужое счастье, дежурный по роте вздохнул и полез в нижний выдвижной ящик командирского стола. Там, как было известно, лежал маленький спиральный кипятильник. Командир любил заварить себе чаю в гранёном стакане.

Дежурный, не мешкая, подключил кипятильник к розетке и бережно опустил его в глубины аквариума. Рыбка заметно взволновалась, однако тут же получила увещевательное заверение, что это делается для её же блага. Журнал «Юный натуралист» прямо так и пишет: аквариумные рыбки – родом из тропических широт, и любят водичку потеплее. Таким образом, истинный любитель природы не остановится не перед чем, дабы повысить градус Мирового океана в границах отдельно взятого аквариума. Вот как рассуждал дежурный по роте и был доволен собой. Он уже проделал это в своё предыдущее дежурство, и пока ходил в умывальник почистить перед сном зубы, вода успела на какую-то толику потеплеть. И рыбке – благо, и командиру угодил, хоть и тайно. Он уважал своего ротного и желал ему всех благ. Командир был деспот, но с человеческим лицом.

Итак, подключив золотую рыбку к электричеству, дежурный по роте покинул канцелярию. Перед ним лежал путь праведника – меж гальюном и кубриком, по прямой, никуда не сворачивая. Пять минут на ритуал омовения, потом отключить кипятильник – и всё, башкой с размаху о подушку! Занавес.

Однако тут его негромко окликнули и сценарий непорочной полуночи оказался уничтожен.

То был баталер, о котором мы уже успели подзабыть. В эту драматическую ночь он тоже стоял на вахте, правда, особого рода. Многие из квумпарей захотели бы подменить его на этом посту, если б знали!

Они были приятелями, поэтому дежурный по роте энергично отозвался на призыв, свернул с верного пути и в два прыжка оказался внутри баталерки, в тесноте деревянного ущелья меж рундуков. Свет был зачем-то выключен, и баталер впотьмах на ощупь затолкал дежурного в свою маленькую служебную комнатушку. Там было окно, и ночной свет с улицы слегка оживлял обстановку. Поставив дежурного перед окном, баталер сказал просто: «Смотри, там!».

Что увидел дежурный по роте?

Окно баталерки выходило в мир со стороны мусоросборника. До периметра внешнего ограждения КВВМПУ лежали метров 40 пространства, в котором с высоты третьего этажа ничего кроме самого мусоросборника разглядеть не получалось. А вот если направить свой пытливый взор дальше, устремить его за пределы территории училища, то ночной пейзаж внушал иные чувства. Там, вдоль ограждения КВВМПУ, параллельно ему, лежала улица Сковороды, тихая, типично подольская, малоэтажная. Шеренга домов, стоящая фасадами в лицо Морполиту, имела все признаки сонного погружения в ночь, выдавая смутные намёки редкой подсветкой из-за штор. Лишь в одном месте откровенно не спали на втором этаже, лишь одно окно светило ярко и откровенно, с вызовом даже. Поскольку, больше смотреть было не на что, дежурный по роте догадался, что ожидать сюрприза надобно именно там.

Не потребовалось напрягать глаза, чтобы с такого комфортного расстояния увидеть всё в подробностях и даже в морщинках. И вот, что дежурный увидел.

Некая фемина призывного возраста, погружённая в пламя электрического света, стояла перед зеркалом, разодетая, как на вечеринку, и медленно-медленно раздевалась, по одной пуговке в минуту. Она сама, и зеркало её, оказались расположены под таким волшебным углом, что внешнему наблюдателю не было решительно никаких помех видеть фас и профиль одновременно. Выпускник режиссёрского факультета не поставил бы этот сюжет лучше!

Сначала дева освободилась от внешней оболочки одежды, явно стесняющей её. То был ало-красный, маковый жакетик. Под ней оказалась беловато-розоватая блузочка, которую постигла та же участь быть развенчанной, расстёгнутой и красиво отброшенной куда-то в сторону. Дальше настала очередь чёрного бюстгальтера, в чашечках которого, надо признать, таки было кое-что!

Оставшись топлес, то есть, нагишом по пояс, ночная дева, не удалилась в покои, как можно было ожидать, а приступила к следующей части обязательной программы перед зеркалом. Она отдала свои прелести в свои же руки, и они, руки эти, отымели эти прелести в режиме циничного насилия. Её руки мяли её груди, доили по очереди, тянули в разные стороны и крест-накрест, оттягивали, как резину, подбрасывали, тёрли друг о друга и совершали разные прочие манипуляции, выходящие за рамки обычного воображения. Потом руки, видимо, устали. Однако покоя девичьим грудям это не принесло. Ловкими движениями тела ночная прелестница показала такой класс манипуляций, что грудям просто чудом удалось не оторваться от остального тела. Она раскачивала ими из стороны в сторону, потом вперёд-назад, потом мотала ими вправо-влево, будто боксёрскими грушами, потом подбрасывала их сильным движением от бедра, потом крутила грудями вкруговую, имитируя пропеллер. Потом фемина стала подскакивать на месте и любоваться тем, как затихают эти милые колебательные движения.

А потом бестия неожиданно шагнула куда-то в сторону, прочь из фокуса собственного окна, и внезапно грянул мрак. Видимо она щёлкнула пальцем по выключателю. Представление окончено.

Дежурный по роте, некоторое время ещё стоял неподвижно, не в силах поверить, что продолжения не будет. До боли в глазах он всматривался в ту область ночного пространства, в эту чёрную дыру, которая вот только что была ярким окошком и транслировала феерический ералаш. Но тщетно. Он пришёл в себя и почувствовал, как голова его опухла шире пределов, разрешённых природой, и не разлетелась на части только потому, что какой-то невидимый обруч железом, до ломоты стягивал её, удерживая в рамках 58-го размера бескозырки.

Держать баталерку во тьме, дабы не спугнуть эротического мотылька, более было ни к чему. Включили свет. Глаза баталера отсвечивали жёлтым, как у тигра. Сегодня ему в край нужен был собеседник, коллега-политработник для исповеди, для беседы по душам. Дежурный по роте, видя такое внештатное настроение товарища, поспешил воспользоваться этим и потребовал максимум подробностей. Они присели на крепкие табуретки, крытые золотистым лаком, и вот что выяснилось.

Как давно завёлся этот кружевной стриптиз под окнами КВВМПУ – не известно. Везунчик-баталер усёк его чисто случайно, как говорится, боковым зрением, когда готовился ночью к пересдаче экзамена по философии.

С тех пор он перестал включать у себя свет без крайней необходимости и стал постоянным, терпеливым и благодарным зрителем этого бесплатного театра.

Он пришёл к утешительному открытию, что разврат перед зеркалом происходит два-три раза в неделю. Часто в среду, в другие дни тоже бывает иногда, но в пятницу – всегда, непременно, обязательно, неукоснительно. Правда, разнообразием элементов сумасшедшая тёлка не балует, но зато всегда придерживается одного и того же времени – аккурат в полночь.

До этого баталер ненавидел науку философии, как личного врага, который не пускает его в летний отпуск. Однако затем, став заочным участником мистерии голых сисек, он изменился коренным образом, на уровне ДНК. Он научился размышлять и логично, и парадоксально, у него появилась привычка обставлять любое событие правильными вопросами, он почувствовал тягу к тому, чтобы обобщать и вычленять.

Найдя в лице дежурного по роте благодарного, и главное, вовлечённого слушателя, практически соучастника, баталер прямо тут и сейчас позволил себе задаться рядом глобальных вопросов и сделать пару неотразимых выводов:

1. Знает ли бесстыдница, что за ней наблюдают из окон Морполита? Вероятно, догадывается. Иначе откуда в ней столько усердия?

2. Чего бестия добивается? Нашего морального разложения? Напрасный труд. Кит, выброшенный приливом на берег и находящийся в периоде полураспада, разложению уже не подлежит.

3. Может быть, она страстно хочет познакомиться с будущим мужем-политработником и уехать с ним на Сахалин, чтобы жить в бочке из-под селёдки? Ну, тогда надо будет как-то подать ей знак. Сумасшедшие – это то, что нам сейчас нужно.

4. Ставя под сомнение пункт «3», следует предположить, что скорее всего безобразница приходит к полуночи с работы. Иначе объяснить конвейерное постоянство её выхода в эфир с точки зрения прогресса не получится. Если так, то работа у неё какая-то особенная, скорее всего, в ресторане. Работа взвинченная, там её накручивают со всех сторон, вот она и устраивает себе разгрузочную терапию перед зеркалом, снимает стресс. Правда, остаётся всё-таки не ясным – почему она упорно и принципиально не задёргивает шторы? Тьфу! Круг размышлений замкнулся ...

Дежурный по роте неожиданно для себя вовлёкся в поток сознания баталера и копнул обсуждаемый феномен на пару штыков глубже.

Откуда, спрашивается, она вообще у девок, эта страсть к собственным сиськам? И что первично – зеркало для сисек, или наоборот?

Подвесив в воздухе два чугунных вопроса, дежурный не надеялся на ответ, ибо чуялось ему, что загадка тут зияет слишком глубоко, и только наука отдалённого будущего способна разобраться с девками окончательно.

И тем больше оказался ошарашен готовой и кристально убедительной гипотезой баталера, стоящей того, чтобы её выдолбили в граните. Как оказалось, он сам давно уже на эту тему размышлял.

Всё дело в том, гласил баталер, что сиськи у девок – это их мускулы. Ровно так же как мужики любят рассматривать в зеркало свои бицепсы, так и девки следят за состоянием своих выдающихся частей тела. Подытоживая, он изрёк золотом: «И сдаётся мне, что ихние мускулы под лифчиком гораздо сильнее наших мускулов под рукавами. Вот я ещё не прислонился к ним, а уже побеждён!».

Ощущая медленное падение в пропасть открытия, дежурный по роте отёр себе лицо рукою. Оно оказалось в испарине. Что касается баталера, он так обрадовался, так разволновался, что предложил запарить чаю, а уж потом отправляться к отбою. Подтверждая своё намерение действием, он принёс из нычки свой кипятильник и хотел пойти за водой. Однако вместо своего терпеливого коллеги от застал только табуретку, с грохотом полетевшую по паркету.

В эту секунду дежурного уже не было в баталерке. Он летел как фотон, как луч от взрыва сверхновой галактики, опережая время, игнорируя стены и препятствия на своём пути. В своём желании успеть и спасти он вытянулся в одном прыжке от баталерки до канцерярии командира роты, как длинная сопля чистой энергии и чёрного ужаса.

Мгновение спустя, до слуха баталера сквозь открытые настежь двери донесся жалобный вой издыхающего животного, переходящий в какое-то бормотание, прощальный речитатив. Не сильно спеша, тот последовал на источник звука и аккуратно, в пол-лица, заглянул в двери канцелярии. Моментально оценив непоправимый кошмар ситуации, он укрылся шапкой-невидимкой. Не имея понятия о цепочке фатальных ошибок и случайностей, приведших к этой нечеловеческой гибели, он, как мог задокументировал свою непричастность. «Так, меня тут не было, и я ничего не видел! Был пьян, был в самоволке, валялся без памяти! Всё!», — с этими словами он убежал и спрятался в баталерке.

А дежурный по роте остался понуро стоять над местом своего преступления.

Аквариум, разумеется, активно уже парил. До закипания оставалась какая-нибудь минута. Бывшая золотая рыбка, лишённая дивного блеска и слегка разбухшая, дрейфовала по поверхности акватории вверх своим несчастным брюхом. Глазки её тоже выглядели слишком удивлёнными, чтобы давать надежду на жизнь...

Не соображая, что теперь делать и как поступить, дежурный, вероятно, до утра будет маяться у тела убиенной им рыбки. Попробуй уснуть в ночь перед собственной казнью!

Вот забрезжит утро, вот взойдёт солнце, хотя светить оно будет не для него. Вот придёт командир, довольный жизнью и судьбой, предвкушая доклад о том, что за ночь происшествий не стряслось. А тут ему дежурный – НАте, на лопате!

В иные времена иной командир, особенно если под настроение, мог бы превратить курсанта в ноль за такое. С применением всего арсенала мер дисциплинарного уничтожения. Но теперь ...

Теперь командир явится на службу, выслушает доклад, вникнет в суть дела, вздохнёт горестно, поглядит на болвана с жалостью, и никого убивать не станет. Потому что в гибнущей Квумпе – и так уже все мертвы, каждый на свой манер.